Да, это всё так, но это ещё не всё.
Не одну сотню лет Чёрный лес грозил заключить в воронку королевство, невесть когда заплесневелое на его корнях. Однажды, в начале счастливого года, молодой король той страны решил высадить вокруг дворца новый парк.
Вот уже месяц короля тревожила по ночам вскопанная чёрная земля, краплёная витражными осколками оранжерей прежних правителей. И в одну из таких ночей он не смог уснуть вовсе, до рассвета слуги выгружали с повозок деревца, обмотанные, будто мертвецы, в саван. Их привезли из страны за морем, откуда явилась когда-то и королева.
Но король слышал сквозь возню слуг пляс и плач – это была инаугурация марта, и если бы госпожа Мор получила приглашение на праздник, то уж конечно не приняла бы его за свой. Южным ветром оледенелый остов оранжереи был сбит с курса, дрейфующая в весенней купели ржавая громадина облачилась новой плотью: новыми мышцами стала музыка, звуки нежного, как кожа гидры, марша, единственная в году ночная капель. В полдень с ржавых перекладин стекали мутные струйки, но глубокой влажной ночью только оплавленные воздухом осколки зеркала и стеклянный звон. Словно все утопленники из старого пруда приглашены на бал и с кончиков пальцев роняют хрустальные капли.
Веселье одних мешает спать другим:
– В каждом зеркале отражается весь мир, и во всём мире существует только одно зеркало.
А королева в эту ночь рассказывала сказки слабоумному принцу, одну за другой неизменно печальные истории о своём прежнем доме, где люди поклонялись оврагу, кидая в него жертвы и оставляя неприкосновенным то, что сорвалось случайно в его пасть.
– Никогда не спускайся в овраг, иначе тебя уведут феи. Ты будешь танцевать, истончаясь, пока не превратишься в тихий звон колокольчика. С бесконечной вереницей прокажённых, – на их шеях эти волшебные колокольчики, – ты обойдёшь двенадцать домов. Всё это – почтенные жители предместья глиняных рвов и тонкой травы. Дом владельца орехового дерева, семьи убитого, семьи убийцы. Ты забудешь о боге. О тебе забудет дьявол. В августовскую или февральскую ночь я буду слышать тебя за восточной стеной дворца. Бесконечная череда блаженных с бубенцами на шеях, припадая ухом к стене. Пока длится ночь, они живут и идут, бледнея в предрассветных сумерках и исчезая к утру.
Королева вспоминала следующее слово своего рассказа с каждым вздохом мартовского ветра за окном, приносившего запах прихотливых растений её заморской страны.
И королева так и не легла спать, она вместе с королём часто грустила по ночам о единственном их сыне, родившемся дураком.

Жан Кокто "Кровь поэта" 1930
Вот уже месяц короля тревожила по ночам вскопанная чёрная земля, краплёная витражными осколками оранжерей прежних правителей. И в одну из таких ночей он не смог уснуть вовсе, до рассвета слуги выгружали с повозок деревца, обмотанные, будто мертвецы, в саван. Их привезли из страны за морем, откуда явилась когда-то и королева.
Но король слышал сквозь возню слуг пляс и плач – это была инаугурация марта, и если бы госпожа Мор получила приглашение на праздник, то уж конечно не приняла бы его за свой. Южным ветром оледенелый остов оранжереи был сбит с курса, дрейфующая в весенней купели ржавая громадина облачилась новой плотью: новыми мышцами стала музыка, звуки нежного, как кожа гидры, марша, единственная в году ночная капель. В полдень с ржавых перекладин стекали мутные струйки, но глубокой влажной ночью только оплавленные воздухом осколки зеркала и стеклянный звон. Словно все утопленники из старого пруда приглашены на бал и с кончиков пальцев роняют хрустальные капли.
Веселье одних мешает спать другим:
– В каждом зеркале отражается весь мир, и во всём мире существует только одно зеркало.
А королева в эту ночь рассказывала сказки слабоумному принцу, одну за другой неизменно печальные истории о своём прежнем доме, где люди поклонялись оврагу, кидая в него жертвы и оставляя неприкосновенным то, что сорвалось случайно в его пасть.
– Никогда не спускайся в овраг, иначе тебя уведут феи. Ты будешь танцевать, истончаясь, пока не превратишься в тихий звон колокольчика. С бесконечной вереницей прокажённых, – на их шеях эти волшебные колокольчики, – ты обойдёшь двенадцать домов. Всё это – почтенные жители предместья глиняных рвов и тонкой травы. Дом владельца орехового дерева, семьи убитого, семьи убийцы. Ты забудешь о боге. О тебе забудет дьявол. В августовскую или февральскую ночь я буду слышать тебя за восточной стеной дворца. Бесконечная череда блаженных с бубенцами на шеях, припадая ухом к стене. Пока длится ночь, они живут и идут, бледнея в предрассветных сумерках и исчезая к утру.
Королева вспоминала следующее слово своего рассказа с каждым вздохом мартовского ветра за окном, приносившего запах прихотливых растений её заморской страны.
И королева так и не легла спать, она вместе с королём часто грустила по ночам о единственном их сыне, родившемся дураком.

Жан Кокто "Кровь поэта" 1930