Да, это всё так, но это ещё не всё.
Когда ведьмы смеются и смотрят так, что арабески волос щупают сгущенный примесью демонов воздух против ветра, и переглядываются слепые черви в кишках свидетелей, под каблуками-шпильками взрываются и тухнут болотные кочки и огоньки, выступающие на поверхности синтетических одеял, дом, переваливший 100-летие тишиной, начинает молчать.
В темноте каждого из нас скрыта могила, поросшая цветами и нераскрытыми бутонами страхов. Если быть внимательным, можно обнаружить, что все они, сколь бы разную расцветку и линию неразвитых лепестков ни имели, пахнут одинаково - смертью.
Чёрная грива страхов заплетена в тугую косу, в которой пропущена жемчужная нитка красоты.
Я давно в себя не заглядываю, не подкармливаю некогда любимых мной мальков чудищ, я почти святая своего тёмного озера, хожу по поверхности его зеркальных вод и уже не смотрю под ноги; личинка чудища Безразличия жрёт других чудовищ, кроме тех, что спрятались до поры до времени в зеркальных лабиринтах нейронов, катакомбах сосудов, пещерах альвеол.
Вся эта жизнь - осознанное сновидение сомнамбулы, пребывающей во сне времени.

В темноте каждого из нас скрыта могила, поросшая цветами и нераскрытыми бутонами страхов. Если быть внимательным, можно обнаружить, что все они, сколь бы разную расцветку и линию неразвитых лепестков ни имели, пахнут одинаково - смертью.
Чёрная грива страхов заплетена в тугую косу, в которой пропущена жемчужная нитка красоты.
Я давно в себя не заглядываю, не подкармливаю некогда любимых мной мальков чудищ, я почти святая своего тёмного озера, хожу по поверхности его зеркальных вод и уже не смотрю под ноги; личинка чудища Безразличия жрёт других чудовищ, кроме тех, что спрятались до поры до времени в зеркальных лабиринтах нейронов, катакомбах сосудов, пещерах альвеол.
Вся эта жизнь - осознанное сновидение сомнамбулы, пребывающей во сне времени.

